От жуткого рёва Настя подскочила в кровати и чуть не свалилась на пол. Задетый краем одеяла колокольчик бешено зазвонил, окончательно прогоняя сон. «И какой придурок догадался повесить колокольчик над моей кроватью?!» - тихо зверея, думала Настя, выходя из своей комнаты. Рёв нёсся из гостиной, на стенах плясали отблески света, как от включённого телевизора. Полная нехороших предчувствий, Настя зашла в комнату и увидела, как на экране пятеро голых субьектов дерут на части музыкальные инструменты, а шестой, раскорячившись на километровых шпильках, хрипло орёт в микрофон. Настя тут же без труда узнала давешнего мужика Тиля Линдеманна, который убегал от нюхлера Умона и утащил в Германию её, Настасьину, волшебную папаху.
Девочка поискала глазами пульт, чтобы выключить телек, громкий звук мог разбудить родителей. Пульт лежал на диване, а рядом с ним, на полу, подозрительно шевелилась тьма. Настя насторожилась и пригляделась получше: тень подёргалась… и вдруг из неё материализовался пушистый серый комочек с длинным тонким хоботом и блестящими глазами, почти скрытыми за прядями шерсти. Комочек радостно гукал, восторженно глядя на орущего субъекта.
- Да ты совсем очумел! – вполголоса возмутилась Настя, хватая пульт и убирая звук. Существо испуганно подскочило и попыталось смыться, но Настя успела схватить его за длинную шерсть – Шуршун, ты с ума сошёл?! Ночь на дворе, я спать хочу, а тут телевизор так орёт!!! И куда ты опять дел мои носки?!
Дополнив свои слова лёгким шлепком, девочка отпустила Шуршуна, и тот тут же исчез за диваном. Умон приоткрыл чёрный блестящий глаз, зевнул и вновь заснул. Настя пошлёпала в комнату, предчувствуя, что заснуть уже не удастся…
Шуршун, обиженно дрожа, сжался за диваном. Тоненький хоботок свился колечком и исчез в густой шерсти. Больше всего на свете Шуршуну хотелось досмотреть клип и дослушать замечательную музыку, но теперь он боялся включить телевизор.
Постепенно обида улеглась, и в голову Шуршуна начали закрадываться странные мысли. Когда он себя хорошо ведёт, хозяева его гладят, кормят и играют с ним… Тот человек на экране порадовал Шуршуна такой замечательной музыкой, значит, его надо чем-то наградить!
Оживляясь, Шуршун выскочил из-за дивана и начал кататься по ковру – так ему лучше думалось. Этот человек так хорошо поёт! И у остальных такие замечательные инструменты! Надо, чтоб они взяли меня в группу, решил Шуршун и от радости запрыгал. Он тоже будет петь или играть на том клавишном инструменте! Ничего сложного, просто покататься по нему и будет звук! Но чтобы играть в группе, надо доказать чем-то свой музыкальный талант. А вот чем его доказывают, Шуршун не знал.
Пушистый комок сел посередине ковра и горько задумался. Из спальни хозяев доносился могучий храп, который при случае мог бы заглушить любой телевизор. Шуршунчик замечательно запоминал и воспроизводил звуки, вот и сейчас он тоже стал машинально прихрапывать. Особенно ему нравились громкие звуки, отчётливые, как та музыка и вот это вот храп…
Серая шерсть вдруг стала дыбом и хоботок радостно распрямился – Шуршун явно что-то придумал!
Дверь в спальню была приоткрыта, и Шуршун без проблем пробрался в комнату. Предметы на прикроватной тумбочки вздрагивали от рулад, но Шуршун, услыхав их, только обрадовано гукнул. Он подкатился к кровати, сжался и вытянул подрагивающий хоботок, старательно запоминая звук. Храп был трёхярусный, с подвыванием и присвистом, в общем и целом мог любого человека довести до самоубийства после трёх бессонных ночей. Через минуту серый комок откатился к двери, ажиатированно подпрыгнул и канул в дверном проёме. Однако в коридор Шуршун не вышел…

В пригороде Берлина стояла глубокая ночь. Большой блестящий BMW цвета «мокрый асфальт» подъехал к воротам и беспрепятственно заехал на шикарный участок. Машина двигалась плавно, словно нехотя, как будто от усталости у неё отваливались колёса. Человек за рулём то и дело тёр лицо и устало ерошил чёрные волосы большущеё лапищей, на которой видны были следы от многочисленных ожогов. Краем сознания он отметил, что в одной из комнат горит свет, и тем же краем сознания возмутился: уже столько времени, а Мари всё ещё торчит в Интернете! Однако мужик был слишком уставшим, чтобы каким-то образом наказать непослушную дочь.
Спать и всё, надрывно решил Тиль. Потом подумал и скорректировал решение: в душ и спать! А то после концерта невозможно сразу же идти в кровать, до утра же задохнёшься без противогаза, или решишь спросонья, что в доме начался пожар – так гарью воняет.
В парадном было темно, и Тиль незамедлительно приложился обо что-то коленом. Пробормотав несколько нехороших слов, он продолжил свой путь с большей осторожностью, но впотьмах он пересчитал все предметы, которые находились в холле. Когда Линдеманн добрался до двери, он успел решить выкинуть из холла абсолютно всё, а вслед за этим и уборщицу!
Из душа Тиль выполз уже с одним слипшимся от сна глазом. Второй он старательно таращил, чтобы не заснуть в коридоре в одном полотенце.
Что может быть лучше любимой комнаты, из которой дура-уборщица постоянно убирает вкусные недогрызённые яблоки и шоколадные батончики, где удаётся спрятать огрызки карандашей (да и то не все) и обрывки бумаг с двусмысленными ужасами, и где стоит кровать! А кто-то ещё спрашивает, какое самое гениальное изобретение человека. Никакое не колесо, граждане–фанаты, а именно кровать, где под подушкой спрятаны шоколадные вафли, а на тумбочке лежит пульт от телевизора!...
Все эти патетические мысли пронеслись в голове Линдеманна, а тело мгновенно повалилось на одеяло и тут же заснуло.

Добавлено (2007-05-09, 8:19 Pm)
---------------------------------------------
Шуршун вылез из шкафчика на Линдеманновской кухне и быстро покатился к двери. В доме было тихо, так что Шуршун никого не опасался – он не учуял запаха кошки или противной собаки, но до его нюха донёсся знакомый водянисто - осклизский запах аквариумных рыбок. Пакость какая, подумал Шуршун и ускорил своё передвижение. Наверху грузно прошлёпали чьи-то шаги, потом отчётливо скрипнула кровать. Шуршун налетел на какую-то безобразную и громоздкую вазу, увернулся от тяжёлого предмета, покатился дальше, добрался до лестнице и начал своё восхождение на второй этаж.
Рыбки в огромном навороченном аквариуме заинтересованно выпучили глаза, дёрнули плавниками и принялись обсуждать нежданного гостя. Шуршун покосился на наглых сплетниц, но отвечать что-то счёл ниже своего достоинства. Где же этот человек?
«Этот человек», свесив волосатую лапу до пола, усиленно сопел и набирался сил для завтрашнего концерта. Учитывая, что Тиль не успел поесть, неудивительно, что ему снился дорогой ресторан и столик, заваленных вкуснейшей едой, так что лапа время от времени делала хищные загребущие движения.
Шурушунчик вкатился в комнату, замер и радостно запищал при виде объекта поклонения. Серая шёрстка стала дыбом, Шуршун подскочил к кровати и внимательно обнюхал свесившуюся лапу. Тиль во сне проворчал что-то и качнул рукой, чуть не отправив Шуршуна в нокаут. Однако мохнатый комок не обиделся, Шуршун подкатился ближе, от волнения сделавшись невидимым, вытянул хоботок и начал самозабвенно воспроизводить запомненный храп.
Поначалу Тиль не обратил на храп никакого внимания, но через пару минут его сон стал очень беспокойным, а в конце концов Тильхен окончательно проснулся. Шуршун от благоговейного ужаса замолчал. Тиль непонимающе покрутил головой, взъерошил шевелюру и вновь уронил голову на подушку – досматривать сон про ресторан и еду. Шуршун, придя в себя через пару минут, вновь вытянул хоботок и начал застенчиво похрапывать.
Тиль вновь открыл глаза, но на сей раз в них было куда больше нервозности. Немец сел в постели и подёргал себя за ухо. Сие действие эффекта не дало.
- Я сегодня пил? – вопросил он, и сам же ответил – Вроде нет. Точно, нет.
Тёмная комната в ответ на его странное поведение (тихо, молча, сам с собой или монолог на тему «Уважаемый господин шкаф»)… так и осталась просто тёмной комнатой. Пустой к тому же, на взгляд Тиля. Линдеманн покачал головой и решил предпринять ещё одну попытку заснуть.
Как только его голова коснулась подушки, Тиль заснул.
Шуршун в это время недоумевал на спинке его кровати, почему этот человек не реагирует на его замечательный храп. Наверное, он слишком тихо храпит, решил Шуршун. Ладно, похрапим громче.
Комната вздрогнула от громоподобного храпа. Воздух завибрировал, стакан на тумбочке жалобно задребезжал, как мобильник в режиме «без звука». Ночная тишина раскололась на части и с мучительным испуганным криком признала своё поражение перед столь неприлично громким звуком. Тиль спросонья и с перепугу решил было, что это падает на него сверху громадный вентилятор, страшным призраком восставший из прошлого, а именно с концерта времён Live aus Berlin. Ничего не соображая от ужаса, Линдеманн подскочил в кровати, грохнулся на пол и дробной рысью метнулся куда-то в сторону стены. Раздался характерный глухой стук и вскрик «Ай, больно!!!». Шуршун подавился очередной руладой и затих.
- Что это? – перепуганным шёпотом спросил Тиль у темноты – Кто это?!
Что-то завелось в моей комнате, в ужасе решил Тиль. Какая-то нечисть. И придётся приглашать священника, чтобы тот окропил углы святой водой, и пробубнил молитвы, а ведь пресса пронюхает, и тогда-то ему припомнят все его высокопарные заявления о неприязни к вере… Нет уж, лучше пусть будет шизофрения. Благо их уже считают сумасшедшими, так что терять, собственно, нечего.
- Приехали, - прошептал Тиль – Тихо шифером шурша, едет крыша не спеша.
Шуршун, услышав своё имя, радостно всхрапнул.
Тиль дико взвизгнул и забился под столик.
Шуршун, смущённый таким странным поведением человека, смолк.
В коридоре раздались быстрые шаги и два голоса встревожено закричали из-за двери:
- Пап, ты чего?! Папа! Открой дверь! Что с тобой?!
- Всё… всё нормально, - запнувшись, откликнулся Тиль и по закону мирового свинства стукнулся макушкой и столик – Я сейчас!
Линдеманн выкарабкался из-под столика и, настороженно оглядываясь в темноту комнаты, открыл дверь. Две пары блестящих глаз встревожено уставились на него.
- Пап, ты чего орал? – подозрительно поинтересовалась Мари. Неле, ввиду своих более прохладных отношений с отцом, ничем не поинтересовалась, а просто вопросительно подняла брови.
Тиль открыл было рот, чтобы объяснить, в чём дело, но неожиданно понял, что объяснить как раз – таки не может. Что сказать-то? Что в его комнате кто-то храпит и это точно не он сам?
- Всё в порядке, - выдавил Тиль – Мне приснился кошмар.
- И всё? – пренебрежительно хмыкнула Неле - Да они тебе постоянно снятся. Что и отражается на твоём творчестве.
Тиль промолчал, так как спорить с дочерью в девяностотысячный раз не собирался, тем более в три часа ночи и предположительно находясь в начальной стадии шизофрении.
- Ладно, - с сомнением протянула Мари – Если всё нормально, то спокойной ночи, пап.
- Спокойной, - кивнул Тиль, погружённый в свои невесёлые думы. Только когда шаги затихли, он сообразил, что не сделал Мари замечания по поводу Интернета.
Тяжело шлёпая босыми пятками, Тиль добрался до кровати и подозрительно осмотрел смятое одеяло, словно в складках мог прятаться Фредди Крюгер. Под кроватью было непроглядно темно и Тиля, как в детстве, прошибло холодным потом при мысли о том, что может прятаться там.
- Параноик чёртов, - обругал себя Линдеманн и решительно залез на кровать. По потолку скользнула подозрительная тень, Тиль с трудом сдержал вопль ужаса. Тень пропала, Тиль перевернулся на бок и уставился в окно. Корявая худосочная ветка тут же вежливо постучала в окно. Линдеманн с придушенным писком перекатился на другой бок. В зеркале на стене нахально блеснули чьи-то наглые ярко-жёлтые глаза. Тиль заскулил и натянул на голову одеяло. В наступившей тишине вдруг отчётливо зазвучал наипротивнейший, шкорябающий звук…
Шуршун безуспешно пытался дотянуться лапкой до спины, которая немилосердно чесалась. Поняв, что до спины не дотянуться, зверёк решил ограничиться плечом, которое тоже чесалось – наверное, от волнения. Когда чесание наконец-то улеглось, Тиль уже превратился в насмерть перепуганную статую под своим одеялом. Шуршун обрадовался такому вниманию и хотел было продолжить концерт… но обнаружил, что не может выдавить из себя ни звука от волнения! Шуршун расстроено нахохлился на спинке кровати и начал успокаивать разбушевавшиеся нервы.
Тиль тем временем сосредоточенно боялся, настраивая себя при этом на воинственный лад. В уме он повторял все выученные за долгую… ну ладно, не такую уж долгую жизнь боевые приёмы, которые он собирался использовать против обнаглевшей нечисти, если таковая имеется в природе, а не только в его воображении. Воображение же не швырнёшь через бедро и не размажешь по стенке, его только лекарствами и электрошоком можно усмирить. Ни того, ни другого Тилю пробовать не хотелось. Вспоминая особо убойный прём, показанный ему когда-то Рихардом, Тиль и не заметил, как уснул.
Тем временем Шуршун закончил курс самоуспокоения и почувствовал себя в силах продолжить концерт. На сей раз он акцентировал на подвывании, так что создавалось впечатление, что в комнате завелась стая сонных и на редкость одиноких волков.
Тиль взвился в своей кровати, издав вопль раненного ниндзя. Если бы у него под рукой был самурайский меч, он бы устроил насильственное харакири и своей подушке, и одеялу, и прикроватной тумбочке, но так как меча не было, то он ограничился одним воплем.
- Да в чём дело?! – рявкнул Линдеманн и забегал по комнате, заглядывая во все углы и опрокидывая попадавшиеся по пути стулья. Углы были пусты, под стульями никого не было, так что Линдеманн скоро выдохся и догадался включить свет. Стеснительный Шуршун потерял последнее самообладание и безвольно сполз по стене за кровать.
В дверь снова стали ломиться встревоженные дочери. Тиль вытер мокрый лоб, икнул и повторно открыл дверь.
- Пап, а давай я врачей вызову! – выпалила Мари. Неле по причинам, описанным выше, ничего выпаливать не стала, а только серьёзно покивала головой.
- Не надо! – испугался Тиль, перед глазами которого мигом нарисовалась кошмарная картина: комната с мягкими стенами, слюнявое, безумное существо, забившееся в самый дальний угол и носившее когда-то имя Тиль Линдеманн, а за стеклом стоят его одногруппники, и горестно переговариваются: «Как же так… ещё не старый вроде… а помните, какие песни писал?» «Ничего, новый не хуже напишет. Да и голос у моего протеже получше будет…».
- Точно не надо! – ещё больше ужаснулся Тиль при мысли о «новом».
- Точно? Ну, тогда давай я тебе валерьянку принесу.
- Хорошо, пусть будет валерьянка, - покорился Тиль. Выхлебав полбидона валерьянки и выпихав наконец дочерей, Линдеманн решительно зажёг ночник, оделся, лёг на одеяло и попытался заснуть с открытыми глазами, как майор Пэйн. С открытыми не выходило, так что вскоре призрак майора со злорадной ухмылкой и чувством собственного превосходства испарился в неизвестном направлении. Тиль плюнул на бесполезное занятие и, закрыв глаза, засопел.
Шуршун тем временем заворочался на пыльном полу. Тишина крайне обрадовала Шуршуна и он резво вскарабкался на спинку кровати. Тиль нервно заворочался, но не проснулся. Шуршун стеснительно пискнул, пригладил торчавшую дыбом шерсть, набрал в грудь воздуха… И ЗАХРАПЕЛ!!!!!!!
- ААААААААААААА, ЧТОБ ВАС ВСЕХ!!!!!!...

Добавлено (2007-05-09, 8:29 Pm)
---------------------------------------------
2 дня спустя
Настя сидела в гостях у домового Кузи (вообще-то Кузьмина, но он разрешал называть себя сокращённым именем). Дом домового был удивительно уютным, ярким… и плоским. Именно плоским - в мире домовых не было третьего измерения. Всё было плоским, но при этом человек, попавший туда, не чувствовал себя как в окружении картонных декораций, так как сам начинал жить по закону двух измерений… В общем, кто хочет это понять, пусть попросится в гости к своему домовому. Увидит – поймёт, со слов это представить нельзя, всё равно, что пытаться объяснить, как выглядит стакан или рюмка.
Настя с удовольствием оглядывала кухню. Всё здесь было из светло-янтарного дерева, висели смешные соломенные куколки, яркие полотенца и прихватки, связки твёрдых, ровно румяных бубликов, на столе, на красно-белой скатерти, стоял золотистый самодовольный самовар, щурившийся начищенным боком. Чая ещё много, значит, можно никуда не спешить, коситься в окно, занавешенное белоснежной занавеской, сквозь которое в комнату падает яркий, по-летнему тягучий луч солнца.
Сам хозяин был лохматенький, с белоснежной бородой и волосами, в чистой рубахе и прямых полосатых брюках из льна. Лукавое лицо не выдавало возраста, в нём удивительным образом сочетались почти пожилые черты и мальчишеские, весёлые глаза ярко-зелёного цвета. Нестриженные пряди то и дело порывались закрыть хозяину обзор, на что он беззлобно ругался и пятернёй зачёсывал волосы, отчего становился ещё лохматей.
- Кузь, а тортика нет? – подхалимским тоном поинтересовалась Настя.
- Есть, - сознался Кузя – А ты разве не сидишь на диете?
- Нет, конечно! – засмеялась Настя – А что, надо?
- Как же нет? – добродушно удивился Кузя – Все девушки просто обязаны сидеть на диете. Они считают, что это необходимо.
- Тортик перевешивает любые обязанности, - провозгласила Настя и заглянула в плоскую кружку – на плоском дне ещё плескалось достаточное количество чая.
- Сейчас поищу, - Кузя подошёл к плоскому белоснежному холодильнику и отправился в экскурсию по его глубинам – Слушай, Анастасия, а ты Шуршуна не видела?
- Нет, - насторожилась Настя – Странно. Я ещё думала, чего это носки не пропадают.
- Куда он мог подеваться? – обеспокоился за вверенное ему существо домовой. Это привилегия и характерная черта домовых – они всегда беспокоятся о «своих» людях и «своих» животных.
В этот момент синий почтовый ящик на стене деликатно тренькнул и с лязгом распахнул железную дверцу. Внутри белело письмо. Кузя вытащил плотный конверт и задумчиво посмотрел на обратный адрес.
- Петер, - удивлённо пробормотал он и надорвал конверт – Мой кузен! Что случилось?..
Домовой углубился в чтение письма, рассеянно теребя себя за бороду. Настя под шумок налила себе ещё чая и схрумкала ещё три бублика.
- Так вот куда он делся! – воскликнул Кузя и, взволновавшись, заметался перед столом - Ай, как же так? Не углядел, старый, не углядел! Убежал, ну надо же!
- Кто? – не поняла Настя.
- Так Шуршун! – горестно воскликнул Кузя и ловко выудил из-под стола коробку с какими-то бумагами – Взял да и убежал! И теперь кузен Петер пишет, чтоб я приехал и забрал мою скотину, потому что она изводит его человека!
- Шуршун?! Человека?! Быть того не может!
- Оказывается, может,- откликнулся Кузя и вытащил из коробки длинную плотную бумажку. Приглядевшись, Настя поняла, что это проездные билеты.
- А кто этот человек?
- Да этот… Тиль Линдеманн, кажется.
- Тиль?! – подскочила Настя и захохотала – Что-то не везёт ему с моими питомцами!
Кузя, водрузив на нос очки, изучал билеты. Наконец он удовлетворённо кивнул, споро убрал со стола и выбежал из кухни. Настя, дожёвывая на ходу бублик, поспешила за ним.
На улице было очень тепло. Сквозь густую крону плоских деревьев практически не было видно неба, трава была пятнистая от золотых солнечных зайчиков. Большие, блестящие стрекозы вспыхивали в воздухе и метались неуловимыми молниями, маленькими радугами мелькали бабочки. Толстая кошка, от плоскости не утратившая пышных форм, раскинулась на солнце, щуря хитрые глаза и делая вид, что собирается когтистой лапой сграбастать пролетавшую рядом стрекозу. Конечно, она шутила, стрекоза ей совсем не нужна была. Где-то в густой траве журчала речка, в которой бриллиантами вспыхивало отражёние солнца.
Настя вприпрыжку неслась за Кузей. Узкая простоватая тропинка, даже не пытавшаяся запутать спешивших девочку и домового, вывела их прямо к станции. Солнце нещадно палило, полностью завладев платформой. Кузя уверенно встал в тени навеса и, прищурившись, смотрел вдаль, куда уходили рельсы.
Настя прикрыла глаза, сетуя на жару, а когда открыла их, на путях уже стояла ярко-жёлтая электричка.
- Идём, идём, - поторопил Кузя оторопевшую от удивления девочку.
В электричке было почти пусто, только у окон дремала пара домовых. Кузя сел на мягкое кресло, Настя пристроилась рядом, глазея по сторонам – всё было почти как в мире людей, не считая, конечно, полнейшей плоскости и отсутствия перспективы в помещении электрички, чистоты и отсутствия неприличных надписей.
Прошел кондуктор, очень вежливый молодой домовой, следом разносчик газет. Электричка вовсю неслась по миру домовых, за окном проносились аккуратные поля, леса, сверкнула река, возвысились над горизонтом белоснежные горы, раскинулось неожиданно бескрайнее голубое море, но не та бездна воды, что существует в мире людей, а ровно искристо-голубое, словно везде глубина одинаковая и небольшая, и его можно перейти вброд.
Электричка затормозила, когда море скрылось за невысокими утёсами.
- Выходим, Анастасия, - прокряхтел Кузя, выбираясь в проход.
- Уже? – удивилась Настя – Так быстро?
- Ну, у нас хороший транспорт, - лукаво усмехнулся Кузя и спрыгнул на платформу. Для «старого» ты очень бодрый, вдруг со смешком подумала Настя. Нам очень повезло с домовым.
Здесь тоже было жарко, но как-то очень цивилизованно жарко. Здесь всё было более цивилизованно, Настя поняла это, как только спрыгнула с электрички следом за Кузей. Кроны деревьев, такие же густые, не заслоняли небосвода по причине исключительно культурной стрижки. Трава устилала землю наподобие изумрудного туркменского ковра, стрекозы не вспыхивали на солнце и не носились по воздуху как молнии, а степенно, хоть и достаточно скоро, пролетали сквозь жаркое летнее марево. Кошки здесь бодро, как и полагалось кошкам, прохаживались по улицам, а не валялись на солнцепёке, оскорбляя тем самым трудолюбивых немецких домовых. Домики были настолько яркими и аккуратными, что хотелось подойти и поколупать стену – настоящее?
А на платформе, невозмутимо прищурив глаза, стоял невысокий, худенький домовой в баварской одежде: чёрный сюртук, белая рубашка торчит из-под него, чёрные же плотные штаны, белые гольфы и лаковые остроносые туфли с яркими сверкающими пряжками. И как ему не жарко?
- Петер! – закричал Кузя и кинулся к своему степенному кузену. Тот покачнулся от такого напора и чуть не упал на асфальт вместе со всей своей немецкой сдержанностью.
- Кузьмин, кузен! Как я рад тебя видеть! Ну, ладно, пойдём, а то скоро мой человек сойдёт с ума из-за вашей животины…

Добавлено (2007-05-09, 8:30 Pm)
---------------------------------------------
Наверху разбилось что-то очень тяжёлое. Настя вздрогнула от неожиданности и покосилась по сторонам. Хороший дом, ничего не скажешь. Даже очень хороший. И аквариум классный… Ничего себе, какой большой! Только рыбки сильно наглые, вон, сразу пришельцев обсуждать кинулись. Дуры.
Сверху понёсся пронзительный вопль, исполненный такой муки, что Насте тут же вспомнились застенки инквизиции, куда её случайно занесло однажды.
- Слушайте, а вы уверены, что это наш Шуршун? – неуверенно спросила она у Петера – По-моему, у вас там баньши издевается. Или мертвяк какой.
- Да ваша, ваша животина, - отмахнулся Петер. Настя с Кузей переглянулись и пошли наверх следом за Петером. У двери в комнату Тиля прыгала целая группа взъерошенных людей, две девушки, пятеро мужчин и толстая тётка почему-то со шваброй в руках.
- Папа! – верещали на разные лады девушки – Открой, папа!
- Тиль!! – надрывались мужчины – Открой дверь, Тильхен! Не сходи с ума!
- Герр Линдеманн, откройте дверь! – басила тётка – Обещаю, я больше не буду убирать из вашей комнаты шоколадки!
- Что это за дурдом? – удивилась Настя. Из-за двери вдруг глухо зазвучал знакомый голос:
- Если открою – оно убежит! Уходите! Я пытаюсь заснуть!!! Тогда ОНО снова захрапит и его… х-р-р… поймаю…
- Папа! – заревела младшая девочка – О чём ты говоришь?!
- Блин, Флака, будь ты нормальным доктором, придумал бы, что делать! – прошипел малорослый субъект высокому дистрофику. Тот поправил очки на выдающимся (во всех смыслах) носу и огрызнулся:
- Пауль, заткнись! И без тебя тошно!
- Боже, мой лучший друг сошёл с ума! – страдальчески взвыл красивый накачанный мужик и начал лохматить длинный чёрный ёжик волос, отчего окончательно превратился в жертву электрошока
- Может, дверь вышибить? – прикинул кудрявая голубоглазая личность и придирчиво оглядела дверь – Хватит одного удара правой. Можно даже без палочки.
- А кто за это платить будет? – потусторонним голосом и даже с некоторыми астральными подвываниями поинтересовался длинный лысый мужик, обвешанный фотоаппаратами, и приоткрыл левый глаз.
- Неле, ну чего ты молчишь? – взвизгнула девочка.
- А что сказать? – флегматично пожала плечами Неле – Я всегда знала, что наш папа немного странный.
Петер красноречиво поднял брови:
- Вот. И за всем этим балаганом я должен присматривать.
- Да уж, - пробормотал потрясённый Кузя – А я думал, что мои взбалмошные.
- Через дверь не зайти, - резюмировала Настя – Что делать будем?
- Можно через окно, - пыхнул трубкой Петер.
Через четыре минуты Настя уже осторожно заглядывала в окно спальни Тиля, чувствуя себя то ли подвыпившим, и оттого перепутавшим окна Доном Жуаном, то ли грабителем-самоучкой. То, что она увидела, было настолько поразительным, что Настя чуть не свалилась обратно.
Вся комната пребывала в таком хаосе, словно выступление группы шло именно здесь и в течении десяти часов кряду. Пол устилал ковёр осколков, обои кое-где были порваны, тумбочка перевёрнута, на полу валяются подранные книжки, но самым живописным пятном была кровать. Одеяло, простыня и подушки были спиханы в одну гигантскую кучу наподобие горы Эверест, а на вершине этой горы восседал взъерошенный, покрытый трёхдневной щетиной, с торшером в руках Тиль. Вид у него был более чем ненормальный – лицо осунувшееся от бессонницы, глаза красные, как у кролика на утро после вчерашнего, и вообще он напоминал Арона Рабиновича в момент вхождения «Опричника» в притерриториальные воды Хайфы.
- Он что, вообще не выходил из комнаты? – тихо спросила Настя у Петера.
- Выходил, конечно. Пытался спать даже в ванной. Потом уехал в какой-то отель, но вернулся, потому что решил, что мучаться лучше дома.
- Ну, Шуршун, зар-раза, - пробормотал Кузя и тряханул кулаком – Попадись мне!..
- Идём, - шепнула Настя – Петер, открывай окно!
Подросток и два домовых влетели в комнату в лучших традициях американских боевиков – без предупреждения, молча и сразу же прокатившись по полу, уходя с возможной линии огня. Как показала практика, вовремя. С диким воплем, но уже не ниндзя, а разъярённого индейца, Тиль стремительно развернулся и метнул в них тяжеленные ониксовые часы, чудом уцелевшие в погроме. Часы со свистом боевого ядра пронеслись над головами гостей, вылетели в окно и скрылись в неизвестности. Больше о них ничего известно не было, но Настя полагала, что благодаря им в местной больнице перестала пустовать ещё одна койка.
- Тильхен, успокойся! – завопила девочка – Это я!!!! Я!!!! Настя!!!!! С Кавказа!!!!!
Тиль схватил маленькую, но тяжелую вазу и запустил ею. Настя увернулась и брякнулась на пол, стукнувшись головой о край шкафа.
- Он тебя не узнаёт! – возмутился Кузя, пытаясь поднять девочку.
- УЙДИТЕ!!!!!!!!!!!!
- Тиль, очнись! Мы хотим тебе помочь!
- ДАЙТЕ МНЕ ПОСПАТЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Здесь мой зверёк! – взвыла Настя – Я его заберу и ты поспишь!!!!!
Тиль даже дар речи потерял от такого вероломства.
- Твой? – переспросил он - Твой зверь? ОПЯТЬ????????????
- Опс, - сказала Настя и кинулась за шкаф. Осколки брызнули в разные стороны, чуть не превратив её в дуршлаг. Кузя ойкнул и нырнул под стильную светло-бежевую тумбу.
Тем временем Шуршун, которые за эти дни уже намаялся бегать за человеком, а посему решил немного вздремнуть, проснулся от громкого звона и безобразного шума. Выглянув из-за кровати, Шуршун пригляделся и увидел… свою хозяйку и домового! От потрясения Шуршун подпрыгнул, перекатился и громко всхрапнул пару раз. За эти два дня он так привык храпеть, что теперь обходился исключительно этим звуком.
Рёв, потрясший комнату, сбил на пол всё, что ещё чудом оставалось в вертикальном положении.
- ГДЕ?!!!!!!! ГДЕ ТЫ?!!!!!!!! ПОКАЖИСЬ!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!
- Петер, сделайте же что-нибудь! – закричала Настя, уворачиваясь от летящей в её голову вазы. Домовой невозмутимо пыхнул трубкой и начал что-то бормотать. Тиль, явно задавшись целью уничтожить всё живое в комнате, соскочил с кровати и начал с торшером носиться по помещению за перепуганным Кузей.
И в этот напряжённый момент дверь с треском влетела в комнату, а в образовавшейся дыре, приосанившись, вырос давешний голубоглазый субъект.
- Сказал же – одной правой! – самодовольно хмыкнул он.
- Папа!!!!!! – с диким визгом в комнату ворвались Неле и Мари. Младшая девочка мгновенно углядела Настю - её глаза расширились, лицо побелело от бешенства и даже уши, кажется, сдвинулись ближе к затылку.
- Так это ты моего папу доводишь!!!!! – разъярённой кошкой взвыла она и бросилась на подростка. Настя, не ожидавшая ещё одного нападения, не успела укрыться и девчонки, сцепившись, полетели на пол.
- Петер!!!!!!!! – надрывалась Настя, отбиваясь от озверевшей Мари – Сделай же что-нибудь!!!!! Они все психи!!!!!!!!!!!
Петер, видно, вспомнив заклинание до конца, приосанился и начал декламировать:

Под косматой елью, в тёмном подземелье
Меж корней живёт старик
Он неслыханно богат, он хранит заветный клад…

- Не то!!!!! – рявкнула Настя – Не то, Петер!!!!! Не пророчество!!!!!
- Премного извиняюсь,- сказал Петер – Виноват.
Тиль тем временем, издавая гудки пароходной сирены, носился с торшером за Кузей. Пятеро мужиков, в свою очередь, носились за Тилем и пытались отнять торшер. Наверное, он им очень нужен был. Тиль, переставший всех узнавать, радостно съездил малорослому субъекту по уху и дистрофику по выдающемуся во всех смыслах носу, после чего дистрофик поскучнел и уполз в коридор.
- Тильхен, остановись!!!! – надрывался обладатель «бешеного ёжика» - Это же мы, твои согруппники!
- Человек, прекрати за мной гоняться!!!! – кричал Кузя, пытаясь слиться со стенкой – Я же домовой!!!!!!
- Ой, я тоже сошла с ума? – удивилась Неле – Домовых вижу, надо же!
- Отпусти мои волосы!!!! – взвизгнула Настя и саданула пяткой по колену Мари, на что та пропыхтела:
- Будешь знать, как моего папу доставать!
- Да нафиг он мне сдался, твой папа?! – возмутилась Настя. Побоище принимало катастрофические формы, по воздуху плавно и степенно полетел даже шкаф, но тут в дело вмешалась домработница с крестьянской простотой, которая, как известно, хуже воровства. Увесистая швабра с силой опустилась на затылок невменяемого Линдеманна. Тиль икнул и медленно осел на пол.
Домработница оглядела притихших драчунов и воинственно тряхнула шваброй:
- Во как с ними надо!
После чего удалилась из комнаты.
Минута молчания затянулась. Все тщательнейшим образом изучали друг друга, пытаясь понять, что же сейчас произошло. Шуршун, от ужаса потерявший сознания, выкатился из-за кровати. Настя ловко, словно змея, дотянулась до него, прижала к груди, другой рукой притянула к себе ошалевшего Кузю и, радостно скалясь, стала отступать к двери… тьфу ты, то есть к окну:
- В общем, спасибо за такой радушный приём, право, не стоило так напрягаться из-за нашего… э-э… приезда… До свидания… Насчёт папахи не волнуйтесь, передайте Тилю, пусть себе оставит… дизайнерская вещь всё ж… Прощайте!
Крик «Лови сволочей!!!!!!!!!!!!!!!!» настиг спешно улепётывающих Настасью, Кузю и Шуршуна уже на переходе в мир домовых.

Спустя 2 недели
Настя с друзьями, смеясь во всё горло и распугивая прохожих, шествовали вдоль дороги, но неожиданно ларёк с газетами привлёк её внимание. Настя подошла поближе и впилась взглядом в новый номер общеизвестного жёлтого журнала. Буквы на обложке кричали «Что за зверя завёл солист «Rammstein»?!». Под заголовком помещалась фотография улыбающегося Тиля, на плече которого, вцепившись лапками в майку, сидел серый мохнатый зверёк.

Меня больше нет

Как не пытался я, так и не смог,
Найти в твоем сердце большую любовь
Как я хотел быть только с тобой
Но меня больше нет, ты крышку закрой.

Я из жизни ушел, но всегда я с тобой,
Я люблю тебя и я только твой,
И если сможешь, прости ты меня
Я не смог дальше жить, жить без тебя

И может быть дальше, в прекрасном сне
Я увижу тебя, и скажешь ты мне,
"Не надо боятся, ты просто люби,
И моей не бойся любви"

Но так не случится, как бы я не хотел,
Меня ты забыла, мой прах улетел,
Развеется он над пустою землёй,
Глаза я закрою, я больше не твой...

Ты…

Ты ушла, и тебя не стало,
Зачем ты в Смерти спасенье искала?
Зачем ты ушла, никак не пойму.
Ведь люблю я тебя, за тобой я пойду

Холодное лезвие в кожу воткну,
И жить без тебя я теперь не смогу
И мне не хватает ласки твоей,
Я сильно люблю, ты только поверь...

Увидимся там и я прошепчу,
"Как сильно люблю и как сильно грушу",
И если б ты знала то не ушла,
И со мною ты счастье своё бы нашла.

Но сделала ты, то чего я не ждал,
Зачем?...разве я так сильно дрожал,
Боялся уйти, но теперь не боюсь
И ради тебя я теперь клянусь

Клянусь я в том что больше в преть
Чужих вздоров не стану терпеть
И только мне скажут "Ты гонишь, поверь",
Я бритву достану, к тебе я открою дверь

Как дальше мне жить никак не пойму,
У Дьявола жизни твоей я прошу,
Ему я готов свою душу продать
Лишь бы тебя увидеть опять...

Встретив тебя, я покрепче прижму,
И ни куда теперь не пущу,
Ведь пережить такое опять
Я не смогу, зачем себе лгать?

mrRamm,
Тоже КлАсС!!!
Печально и красиво! (надеюсь не о себе писал)

Wir muessen leben bis wir sterben

Сообщение отредактировал Spiel_mit_mir - Суббота, 2007-05-12, 5:06 PM